Говоря о сновидениях, следует признать: не всякий рождается демиургом, но любой может стать им на время, во сне. Люди, даже самые мечтательные, редко ценят такую возможность, полагая, будто значительные события могут случаться только наяву.
И лишь демиурги знают, какое великое множество восхитительных миров рождается каждую ночь. Поэтому они приветствуют всякое утро с печалью и почтением, как и подобает встречать бесконечную череду апокалипсисов.
Как же мой кот меня напугал! Хожу по дому - нет его. Зову - не выходит, не отзывается. Заглянула под мебель, под ванну - ну нигде нет. Поискала в подъезде, вдруг выскочил, когда бабушка заходила? Нигде нет, у соседей на первом этаже гора хлама - ремонт, и подъезд нараспашку. Ну, думаю, точно выбежал, у них еще грохот и шум на весь подъезд от ремонта, а он шума боится... Ищу во дворе - нет. Уже слезы текут, думаю - все, потеряла кота, не найду.
А потом пришла бабушка и нашла его! Кот, оказывается, от звуков соседского ремонта спрятался внутрь дивана, так что при заглядывании под диван его не было видно, и не вылезал, когда его звали.
Некоторые книги я читаю с восхищением. "Ух ты! Какой стиль! Какой язык! Мне до такого расти и расти!" или "Ну и задумка! Здорово! Вот так поворот сюжета, это ж сколько фантазии нужно иметь!" или "Какая отличная проработка деталей, сколько всего интересного в придуманном автором Мире!" Бывает и так, что читаешь со скукой и не дочитываешь, или думаешь "Какой бред!", как в случае не к ночи упомянутого "Года полнолуний" Прозорова.
А бывает, как вчера, когда я читала Пехова, "Крадущийся в тени". Мысль была только одна, неотвязная: "Я тоже так умею"))))))))))))
читать дальшеТрудное это и запутанное дело - писательство. Писатель должен не наблюдать жизнь, а жить в жизни, наблюдать ее не снаружи, а изнутри. Между тем обычная история жизни писателя: удалась ему вещь, обратил на себя внимание - и бросает прежнюю работу, и становится профессионалом. И вот - человек садится писать не тогда, когда ему что-то нужно сказать, а тогда, когда нужно платить за квартиру, шить жене пальто. И на глазах свежий росточек таланта желтеет, сохнет. И нет уж писателя. Начинающий писатель, если он уважает свой талант и дорожит им, не должен "жить" литературой. Чем угодно добывай средства к жизни, только не писательством. Придет время, и то же писательство самотеком начнет кормить тебя произведениями, написанными раньше.
Не говорю уж об этом. Но писатель, становясь профессионалом, сам вырывает себя из жизни. Обычная теперь для него среда - товарищи писатели, заседания секций, ресторанчики, клуб писателей. Варка в собственном соку. А потом куда-нибудь выезжает, ходит с блокнотом и "набирает материал".
Нужно в жизни жить, работать в ней - инженером, врачом, педагогом,
рабочим, колхозником.
- Хорошо, а когда же тогда писать?
- Когда? После работы. В дни отдыха. В месяц отпуска.
- Много ли тогда напишешь?
- И очень хорошо, что немного. Все, что тогда напишется, будет полноценно, нужно. А так, по совести сказать, взять почти у любого писателя полное собрание его сочинений, - много ли потеряет литература, если выбросить из него три четверти написанного?
Когда в загорающемся сиянии славы, средь гула восторженных приветствий в литературу вступает молодой талант, мне всегда бывает за него страшно и больно. Как будто на большой высоте человек пошел по слабо натянутому канату. Знает ли он, какой это опасный путь, знает ли, что из многих десятков людей до конца дойдут, хорошо, если двое, трое? Знает ли, что с каждым шагом все больше должна расти его строгость к себе, что не нужно прислушиваться к доносящимся снизу восторженным крикам и рукоплесканиям?
Можно все это знать, и все-таки голова начинает сладко кружиться, исчезает подобранность тела, ноги бойко и развязно ступают по канату - и летит человек вниз, и расшибается насмерть. И никто даже не ахнет, не подбежит к его трупу. Равнодушно поглядят и скажут:
- Еще одна несбывшаяся надежда!
Я замечал на себе в начале литературной работы: каждый успех снижал требовательность к себе, с каждым успехом начинало писаться "легче". И как в это время бывал полезен жестокий щелчок - отказ редакции, суровая встреча критики!.. Просите, товарищи, судьбу, чтоб она была к вам построже и позлее.
Всего-то - повозиться с серым котом, который бродит сам по себе на загородной фазенде родственников. Почесать пятнистое пузо, послушать громкое мурчание. Все-таки не хватает мне общения с хвостатыми... вот и компенсирую, когда предоставляется возможность)
Есть тексты, которые так и повисают в воздухе, оставаясь незаконченными. Один из них я уже упоминала здесь.
Пространство ИгрыЯ посмотрела на ее тень на песке. Силуэт худой девчонки с задорным бантом на макушке неотступно следовал за моей напарницей.
- В Мире Тарланг только солнце не умеет врать, - проследив мой взгляд усмехнулась она.
Это были ее первые слова за два часа пути. И от них мне в знойном воздухе пустыни почему-то стало холодно и жутко.
Телья внимательно смотрела на меня. В огромных темно-зеленых глазах девушки была тень сочувствия.
- Сколько ты уже в этом Мире? – неожиданно спросила она.
Не успев удивиться, откуда недавней знакомой известны такие подробности моей биографии, я уже ответила.
- Десять дней.
И, боясь ошибиться, спросила:
- А ты?
Я не ошиблась.
Ветер тихо шелестел над дюнами. Телья улыбнулась. Лучше бы мне было никогда не видеть такой улыбки.
- Восемнадцать лет.
И еще одно:
Без названияЗеркала не отражают Колеблющихся в выборе.
Данитэйская мудрость
Пролог
«Зеркало было моей любимой игрушкой с детства.
Мне нравилось бывать в обществе своих отражений. Зеркало в нашей комнате высокое, трехстворчатое. Трельяж, как называла его мама. Боковые створки поворачивались, рождая множество моих лиц. Одни из них смотрели куда-то в сторону, иные и вовсе были повернуты в профиль. Некоторые смотрели друг на друга.
Я подолгу могла сидеть перед зеркалом, поворачивая створки то так, то эдак, глядя как отражений становится то больше, то меньше. Прижималась лбом к холодному стеклу и шептала подругам из зазеркалья сокровенные тайны, которые другие девчонки доверяют дневникам. Мои двойники всегда понимали меня. Они улыбались, когда улыбалась я, и плакали, когда мне было грустно.
Когда я отходила от зеркала, подруги из зазеркалья тоже расходились по своим неведомым Мирам. А потом мы снова встречались у всегда холодного стекла, и шептали друг другу секреты.
Я росла замкнутым, погруженным в свои фантазии ребенком. С тех пор я ни капельки не изменилась. Я не сижу теперь у зеркала дольше чем нужно, но иногда мне вспоминаются те детские игры и тогда я думаю...
Я всерьез думаю: а вдруг не те, кто живет за зеркалом, отражают меня, а наоборот?
Вдруг мы отражаем друг друга?
Мы бродим каждая по своему Миру, в которых единственной точкой соприкосновения является зеркало. Мы занимаемся каждая своим делом, но время от времени собираемся у заветного стекла и смотрим друг другу в глаза.
Вот так бразильцы стоят и поют свой гимн! Приятно ведь смотреть! Нечасто увидишь, как наши футболисты точно так же исполняют гимн своей страны. (Кому-то в сторону.) А? (Опять в микрофон.) К тому же, как мне тут подсказывают, оно и понятно - в нашем гимне пока и слов нет.
Легче всего сказать: У меня депрессия, у меня ничего не получается, сон плохой приснился, настроение испорчено, не трогайте меня и вообще на улице холодно! Ничего не хочу, ни на что не надеюсь и оставьте меня в покое!
И гораздо сложнее несмотря на все это криво улыбнуться, стряхнуть с себя плохое настроение и жить дальше. Как ни странно, у меня получилось...